Климов хлопнул себя ладонями по коленкам:

— Ну, что ж. Значит, товар не по купцу. Благодарствуйте за кров и пищу.

Он поднялся в свою комнату, быстро оделся, сдерживая нетерпение рук. Глядя в круглое зеркало в позолоченной раме, зализал женской щеткой растрепавшиеся волосы, расправил плечи и устремился вон из воздушного замка вдребезги разбитой мечты.

14

Рина стояла у окна спальни за шторой. Климов шел, не оглядываясь. Если оглянется, она, старая дура, побежит за ним на край света прямо в халате. А может, и не дура. Вдруг это и есть ее мистическая половинка? «Обернись! Обернись!» — начала заклинать она так страстно, что от напряжения на верхней губе выступили капельки пота. Попытка поставить логику над чувством провалилась. Рина по-прежнему хотела видеть Климова рядом. Сейчас он уходил, и правильно делал. Захотел преодолеть слабость легкого пути — это достойно уважения. Он обретет место в злой жизни и придет снова. Уверенность, что так и будет, была почти осязаемой. Вот уж не думала, не гадала, что любовь, казалось навеки застывшая в зимнем троллейбусе, вдруг оттает и пустые странные годы без любви закончатся. Бог есть и Бог добр. Большие нежные цветы распускались в ее душе, и было удивительно, как они там не вымерзли.

Рина посмотрела на серое небо: может начаться дождь, и Эдик промокнет. Еще оказия: без разрешения его не выпустят! Но она не станет звонить в проходную. Пусть покажет характер и сделает усилие, чтобы вернуться за визой. Заодно получит зонтик.

Климов пересек аккуратно выстриженный газон и подошел к воротам. Верзила охранник посмотрел на мужчину без выражения.

— Ну, я отчаливаю, — сказал гость, стараясь, чтобы фраза не выглядела вопросом. — До свидания.

Верзила не реагировал.

— Откройте калитку, — буднично произнес Климов.

— Разрешения не было, — так же, в рабочем порядке, ответил страж. — Без разрешения не выпущу.

— Я не хотел отвлекать от работы Арину Владимировну, а у меня срочные дела.

— Может, вы ее ограбили.

— Пытался, но не вышло: деньги и ценности она держит в сейфе, — мрачно пошутил невольный пленник, — но честь вашей работодательницы я оставил в том же месте, где она находилась до меня.

— Честь мы не охраняем, только территорию. Нужно разрешение.

Гость оценил юмор, достал двести долларов и положил стражу в нагрудный карман. Вахтер за время службы у богатых людей неплохо изучил их психологию и знал — кто способен дать две сотни, не пожалеет и еще одной. Он получал зарплату, гораздо большую, чем именитый профессор университета, но любые деньги, вопреки укоренившемуся мнению, не делают людей честными, напротив, они развивают вкус к тратам, закрепляя необходимость жульничать на своем уровне — кто миллиардами, кто мелочью. Бедные честнее богатых только потому, что не знают этого соблазна. Деньги обладают способностью к мутации и этим похожи на вирус, который, попадая в организм, находит почву для размножения и захватывает все больше и больше пространства, внедряясь глубже и меняя первоначальный облик.

Вахтер бедным давно не был. Он безо всякого смущения выжидательно смотрел поверх головы гостя. Климов, тоже хорошо усвоив нравы обслуги, достал еще одну сотенную и произнес дружески:

— Надеюсь на мужскую солидарность. Понимаешь, хочу слинять, пока жена не хватилась. Она мне голову откусит. У тебя есть жена?

— Вали, — сказал охранник, не отвечая на вопрос, и открыл электронный замок. Видимо, жена у него была.

Мужчина небрежно ступил за ворота, сделал по дороге шагов двадцать и рванул во все лопатки к станции, освобождаясь от напряжения, непривычного образа жизни и брожения смутных чувств. Неджентльменский бросок он себе простил: оставаться дольше — слишком опасно для мужской независимости. Василькова с таким пристрастием развивала тему свободы, что наверняка придерживалась ее принципов только для себя. Достаточно посмотреть на Надю.

За высоким забором беглеца не было видно, но Василькова представила, как он неспешно идет пружинистым шагом, чуть раскачиваясь и красиво взмахивая в такт правой рукой, придерживая левую, — так ходил Валерий.

А охранника нужно уволить. Но оказалось, что сначала придется распрощаться с садовником, который вдруг попросил расчет.

— Стар я. Денег накопил, а безносая не за горами. Пора душой заняться. Жизнь вспомнить, грехи, паломничество на Валаам совершить, там мой брат родный в общей лагерной могиле лежит. Делов хватит, успеть бы.

Садовник никогда не говорил так много и так убедительно. Рине нечего было возразить. Но кто согласится на такую должность, с этим несметным полчищем котов? Надо дать объявление в Интернете.

Она направилась на рабочую половину, в небольшую комнату с одним-единственным столом для почты. Отобранная секретарем, она копилась уже две недели. Как живуча эта нудная привычка писать письма, когда есть телефон и электронная связь! Прямо какое-то узелковое письмо! Рина рассыпала по стеклянной поверхности конверты. Длинные, модные, преимущественно голубые и розовые — это приглашения и предложения. Один со штампом Центрального телевидения. Интересно. Она перечитала несколько абзацев дважды, пока уразумела, о чем речь. Автора уведомляли, что продюсер сериала по романам Васильковой финансирование прекратил из-за существенного снижения рейтинга. Ни слова о плохом сценарии или слабости литературного источника — все по-деловому, без намеков и оскорблений. Ну не могли же они, действительно, написать, что дорогой писательнице пора складывать литературный саквояж. Это не их проблема, своих дел хватает. Впрочем, как составляются рейтинги, она знала не понаслышке. Новых детективщиков развелось, как тараканов, так что, возможно, конкуренты постарались, есть более дешевые предложения.

Рина скомкала листок и бросила в мусорную корзину. Во рту появился горький привкус. Опять печень. К чему эти стрессы? Зачем она вообще всем этим занимается? Прав Климов — отчего бы не завязать, поберечь здоровье. Вот, если бы он еще сказал, чем заниматься целый день, если не писать? Может, действительно поехать к нему на Вологодчину топить дровами печь, мыться в лохани и бегать во двор до ветру?

Василькова постаралась отвлечься, перебирая письма дальше, хотя давно усвоила, что за первым плохим известием обязательно последует опять плохое. Такой порядок испокон веков не меняется. Кто в это верит, а кто не верит — результат один: начатое плохо хорошо не кончается. Сначала сбежал Климов, потом садовник, теперь завертится.

Она выловила из вороха корреспонденции еще один заметный конверт — белоснежный, как госпитальный халат, со штампом Диагностического центра, где работал старинный знакомый Феликс Рудин, врач и писатель, а скорее, собиратель и сочинитель афоризмов. Под его нажимом раз в год (а то и в два-три, когда ленилась) Рина проходила сканирование на наличие опухолевых клеток. Тридцать лет назад она полностью излечилась от страшной болезни, но поскольку был прецедент, Феликс настаивал — склонность организма и неразгаданная хитрость генома предусматривают бдительность. Рина усмехнулась — у каждого свой метод выколачивать из пациентов деньги. Клиника, разумеется, была платной и очень дорогой.

Обычно Феликс, человек занятой, тоже звонил, значит, произошел какой-то сбой в отлаженной системе. Она небрежно разорвала конверт и сразу обратила внимание на незнакомую подпись. Текст предельно краткий:

Прошу Вас срочно явиться на повторное обследование. Снимки за несколько последних лет вызывают серьезные сомнения в правильности заключений о состоянии печени, сделанных к.м.н. д-ром Ф. Рудиным. Он у нас более не работает, поэтому я позволил себе провести ревизию лечебных карт его пациентов. Пожалуйста, не откладывайте визит, я приму вас в любое время.

Директор ЦДЦ,

член-корр. АМН В. Гольдберг.

Деловое чутье Климова не подвело — Барчевский и тут наследил. Пользуясь генеральной доверенностью, заключал за нее страховки, без которых издательство не выдавало фьючерсных контрактов, липовые же справки о состоянии здоровья покупал у ее лечащего врача. Когда юрист загорелся, Феликс, боясь уголовной ответственности, слинял, скорее всего в Израиль, там у него родственники. Интересно, сколько он на ней заработал помимо врачебного гонорара?